«Россия должна сохранить экономический суверенитет», считает почетный президент РСПП Аркадий Вольский
Наша страна и весь мир стоят на пороге совершенно новой исторической реальности, определяемой процессами глобализации, характерной чертой которой стала гиперконкуренция. Подавляющее число государств планеты активно готовится к этой реальности, объединяет и консолидирует силы и средства.
Для нас сегодня важно ответить на целый ряд вопросов. А именно: как входить нам в глобальную экономику? Будем ли мы в этой новой системе в роли объекта, или в роли субъекта? Иными словами, будут ли нас использовать другие для своих нужд, или мы будем сами пользоваться теми возможностями, которые заключены в международной системе, для собственного развития? Сумеем ли мы сохранить экономический суверенитет, при котором российская власть и национальный бизнес будут обладать решающим весом при формировании и реализации приоритетов нашего развития, иметь определяющий голос в принятии основополагающих решений, касающихся судеб национальной экономики? Или такие решения будут приниматься где-то в других местах, а Россия превратится в «экономическую территорию», некое «трансграничное, транснациональное пространство», поставляющее и далее ресурсы для всего мира? Нам осталось, может быть, 10-15 лет, не более, чтобы дать четкие ответы на все эти вопросы, чтобы уйти вверх, а не скатиться вниз. Уверен, что настоящий взлет экономики России возможен только в результате технологического прорыва. Для этого у нас еще есть точки опоры, прорывные отрасли, которых нет у многих других государств. Правда, справедливости ради надо сказать, что они уже во многом размыты, разъедены страшной «нефтяной и газовой болезнью».
Что имеем – не ценим... Ведь если вычесть все наши бартерные безвозмездные поставки «спецтехники», то российская доля мирового рынка наукоемкой продукции сейчас составляет примерно 0,3%. И признаков изменения такой ситуации пока не заметно – помимо производителей военной техники, не так много предприятий, которые способны выйти на внешние рынки со своей высокотехнологичной продукцией. В экспорте, наоборот, продолжает нарастать доля топливно-энергетического комплекса и металлургии, которая составляет сейчас более 75%. В последние годы только и слышно, что мы самая богатая страна благодаря гигантским природным ресурсам, у нас самая прекрасная наука и огромные научные заделы. А проблема только с использованием этих богатств и внедрением результатов ученых. Каким только образом мы не внедряли! Но ничто в полную силу, по большому счету, так и не сработало.
Еще раз о выборе приоритетов Сегодня на смену слову «внедрение» пришло слово «приоритеты». Как будто стоит нам выбрать некие правильные и уникальные «приоритеты» и профинансировать их – и тогда все будет замечательно. Я сам считал и считаю, что вопрос о выборе приоритетов очень важный. Однажды даже публично заявил и не отказываюсь от этого сегодня, что, если россияне остро нуждаются в инсулине, а средств на его производство недостаточно, то, может быть, следует повременить и с полетами на Марс? Однако, на мой взгляд, это ответ не полный и не системный. Проблема заключается в достаточно архаичной структуре всей нашей национальной инновационной системы. Порою можно услышать, что главная причина архаичности такой системы в том, что в ней еще не сложилось центральное звено. А именно – крупные высокотехнологичные фирмы и корпорации, которые брали бы на себя финансовые риски. Мол, за рубежом, несмотря на развитие малого бизнеса, на огромную роль государственных лабораторий и университетов, они являются ведущим двигателем инновационного процесса. На самом деле это далеко не так. Крупные зарубежные корпорации, действительно, тратят колоссальные средства на указанные цели. Однако их расходы совершенно не сопоставимы с государственными. Мы совместно с Институтом США и Канады на протяжении ряда лет изучали опыт США. После этого издали два фундаментальных труда: первый – в 2002 году под названием «США: федеральная контрактная система и экономика», а следующий – в 2005 году под названием «США: государство и экономика» - общим объемом более сотни печатных листов. Главный вывод из этих исследований состоит в том, что многомиллиардные затраты на реализацию научно-технической политики США, прежде всего, падают на государство и уже следующим идет частный капитал.
Рынок близорук Можно бесконечно спорить о том, с какого конца разбивать яйцо. Однако если верно наше предположение о том, что значительная часть российского общества придает первоочередное значение задаче возврата страны в обозримом будущем в ряды государств, задающих тон в экономической и научно-технической сферах, и если власть не намерена идти наперекор общественным предпочтениям, то альтернативы проведению активной инновационной промышленной политики просто не существует. Можно еще допустить, что ультралиберальная политика в краткосрочном плане способна обеспечить более быстрый рост доходов. Однако абсолютно исключено, что она в состоянии решить упомянутые амбициозные задачи. Рынок, как известно, близорук. И в нынешней ситуации он подталкивает Россию не к развитию высоких технологий, а к всемерной эксплуатации природных богатств. Совместными усилиями в 2004 году был подготовлен Национальный доклад «Политика повышения конкурентоспособности экономики России», в котором сформулированы конструктивные подходы к организации тесного сотрудничества государства и бизнеса для реализации указанной миссии. Он получил поддержку со стороны Совета по конкурентоспособности и предпринимательству при Правительстве России, который поручил РСПП дать предложения по формированию механизма такого сотрудничества. В результате был разработан комплекс мер по развитию частногосударственного партнерства в области инноваций, развития технологий и создания условий для конкурентоспособного роста.
Вспоминая уроки истории Опять же хотел бы вспомнить нашу экономическую историю. В 1893-1906 годах министром финансов России был Сергей Юльевич Витте. Он руководил не только денежно-кредитной и бюджетной сферой России, но, по сути, всей ее экономикой. После денежной реформы 1895-1897 годов российский рубль стал тогда одной из наиболее прочных конвертируемых валют мира. Но при этом Витте не опасался инфляции. И не омертвлял свободные деньги в стабфондах, а расходовал их на строительство Транссиба, Среднеазиатской и других железных дорог, развитие промышленности, науки и образования. В результате за последнее десятилетие XIX века количество предприятий в России возросло в 1,4 раза, а объем промышленного производства удвоился. Все это и многое другое говорит о том, что государство должно резко активизировать свою инвестиционную деятельность. Тогда частные инвестиции пойдут за государственными, видя в этом добрый знак. Но как бы ни развивались события, российский бизнес со своей стороны понимает, что решение проблемы повышения конкурентоспособности нашей экономики, прежде всего, зависит от него самого. Ибо конкуренто-способность России в целом складывается из составляющих каждой компании. Если им не под силу освоить высокоэффективные мировые технологии и практику ведения бизнеса, выливающуюся в повышение производительности труда и инновации, то стране не следует рассчитывать на высокое место в рейтинге глобальной конкурентоспособности.
|